«Вороново Крыло»: «В народной музыке есть сила, которой мы делимся с нашими слушателями»

На совместном концерте групп «Птица Тылобурдо» и «Вороново крыло» происходили поразительные вещи. Закрыв глаза, можно было почувствовать, как под их музыку за спиной расправляются крылья. Встречный ветер развевает на них чёрные перья, и ты паришь над необъятной землей. А где-то далеко внизу твои сородичи играют на забытых в современном мире инструментах и поют очень древние песни.  

После концерта руководители пермского коллектива «Вороново крыло» Андрей Михайлов и Ирина Пыжьянова объяснили этот поразительный эффект, рассказав о магических возможностях народной музыки и её возрождении в нашей стране.

Шаманы и скоморохи

– Откуда такое название?

Андрей: Оно было придумано для другого несостоявшегося проекта. Потом в нужный момент всплыло. Вообще, вороново крыло – это мост между мирами, обязательный элемент сибирского шаманского костюма. Это не только элемент украшения, но и функциональный объект, который как бы служит крылом самому шаману. Проект, который мы придумали, он как раз об этом.

– Сам проект давно появился?

Андрей: «Вороново крыло» существует около пяти лет. До этого на протяжении лет пятнадцати у всех музыкантов был очень разный опыт: перкуссионные, вокальные, народные коллективы, электронная, фольклорная музыка, эмбиент.

– Вы используете много интересных инструментов. Расскажите о них.

Ирина: Как ни странно, самые экзотичные – это гусли и колесная лира. Сейчас идет непростой процесс, когда мы всем народом вспоминаем, что у нас есть какие-то другие инструменты кроме балалайки.

На гуслях и колесных лирах играли скоморохи. Как известно, к XVII – началу XVIII века их, как особого «сословия», уже практически не стало. Раньше они свободно перемещались и были абсолютно неподвластны ни государству, ни церкви. За это их преследовали, ссылали, отбирали инструменты, запрещали играть. В результате они ушли в историю. А в Европе народные инструменты развивались, мастера их совершенствовали из века в век. Сейчас на них можно виртуозно играть, исполнять технически сложные композиции.

Андрей: Тема скоморохов – ключевая для нас. Сейчас обычные люди воспринимают их как бродячих музыкантов и шутов. Но это аналогичное ирландским бардам историческое явление. Для них музыка и магия, музыкальные знания и знания о мире были неразделимы. Это «сословие» несло не только чисто технические умения, но и «магические» возможности по созданию определенных состояний сознания, по игре ими. Нам эта тема очень близка. Как вы уже увидели на концерте, мы исполняем очень разные песни: страшные, погружающие, веселые, иногда нарочито веселые. Интересно создавать разную эмоциональную динамику, предлагать её слушателям.

– А у вас откуда инструменты скоморохов?

Андрей: Часть – деревенские, другая – сделаны современными мастерами.  Но у нашего коллектива они не только русские! Сегодня привезли не все инструменты: для них нужна большая тележка, с которой выезжать в другой город нереально!

У нас инструменты очень многих народов мира: русские, европейские, азиатские, латиноамериканские. Одно из последних приобретений – кельтская арфа. Скоро она тоже появится на концертах. Плюс шаманские барабаны, тарелки, диджериду…

Энергия музыки мира

– То есть нельзя сказать, что вы ориентируетесь только на русские традиции?

Андрей: Нет, конечно. На определенном уровне восприятия вся народная культура сходится, остаются лишь привкусы определённой народности. Но корень один: люди общаются с окружающим миром и друг с другом. Мы далеки от такого поверхностного патриотизма. Не говорим: «Мы русские, хотим использовать русские инструменты, а это арабское убери!».

Сейчас есть хорошее понятие – world music – музыка народов мира. Много коллективов активно разрабатывают эту тему. От электронных, далёких от этнической музыки звучаний, до чистого этно.

У нас этно-эмбиент, этно-транс. Нам интересен этот акцент. Пытаемся достичь такого звучания без использования электронных инструментов. Только живые, наша игра и эмоции.

– Тексты песен вы пишете сами?

Ирина: Нет, это настоящие народные песни. Они записаны в экспедициях в очень разное время – начиная с 60-70-х и по 90-е годы. Географически – это Псковская, Брянская, Московская, Ленинградская области, Пермский край.

Андрей: Фольклор – многоуровневое явление. Есть песни, в которых сохранился только бытовой, поверхностный слой. А есть те, где глубокий смысл явно остался. Они дошли до нас с минимальными изменениями и использовались в ритуальных целях. Как раз такие песни стараемся отбирать. Мы же чувствуем! Поверхностная образность, простые темы – пришел-ушел, мужчина-женщина, умер-родился, посеял-собрал урожай – становятся определенными образами, символами, знаками, которые нас ведут глубже. Нам интересно при помощи аранжировок проявить это, дать возможность другим людям почувствовать.

– То есть в свои песни вы вкладываете и какой-то магический смысл?

Андрей: Сейчас слово «магия» потеряло свой реальный смысл, оно используется для чего угодно. Мы говорим о прямом взаимодействии человека с более глубокими слоями его подсознания и с окружающим миром. Можно это по-разному называть, но суть остается одна.

Параллельное этно-пространство

– В Пермском крае сохранились живые традиции народной музыки?

Андрей: И да, и нет. В этом плане России сильно не повезло. Очаги музыкальных традиций остались, но очень локальные и удалённые. В 99% деревень уже ничего нет. Все кто знал – ушли из жизни, остальные пьют или далеки от этих тем.

Но сегодня есть люди, которые ищут и пытаются возродить традиции. У нас очень разные друзья, один из них – московский джазовый музыкант Сергей Николаевич Старостин, закончивший консерваторию по классу кларнета. Однажды он попал в экспедицию в деревню и вспомнил, что его род оттуда, что дед и бабушка пели ему народные песни. Сейчас он очень глубоко и искренне исполняет их сам.

Другой наш друг – Дмитрий Парамонов – вырос и живет в деревне в Челябинской области. Бабушка учила его петь и играть на гуслях, а дедушка – делать их. Весь род был музыкальный. Он все это принял и несет народную культуру – не формально, не научно, как многие фольклорные люди, а искренне, вживую. Такие люди встречаются, что-то делают, и через них настоящая народная культура начинает возрождаться и говорить.

– А сами как к ней пришли?

Ирина: Меня мама отдала в музыкальную школу в фольклорный коллектив. Ей казалось, что я очень стеснительная. Как любила говорить моя преподавательница: «Ирина сначала пела, как цыпленок». Очень тоненьким высоким голосом. С течением времени он раскрылся. Потом перестала на какое-то время петь, но поняла, что без этого не могу. Встретились с Андреем, начали экспериментировать с коллективом этнических барабанщиков.

Андрей: Ирина поет народные песни уже 25 лет! Очень многих удивляет тембр и глубина ее голоса. Все это не случайно родилось – ведь она с пятилетнего возраста в этой теме.

Сам к этнической музыке пришёл через увлечение барабанами. Это было поразительное время – начало 90-х. Про настоящий африканский барабан речи быть не могло. Его никто не видел. Начали делать их сами из глиняных горшков, выдалбливали донышки, обрабатывали и натягивали козью кожу. Она ужасно пахла! Когда я шел по улице, вокруг меня образовывалось пустое пространство метров 10 в диаметре. Я иду и такое кольцо вокруг. Друзья, это козья кожа!

Потом стали появляться инструменты, да и у нас стало получаться. Из этой компании «выросли» настоящие мастера, которые делают очень хорошие инструменты, а мы играем на них.

В народной музыке чувствуется сила. Не умом, не эмоциями, чем-то другим. Это что-то понимает – здесь есть энергия, которую можно взять и поделиться. Вот берем и отдаем нашим слушателям.

– В последнее время Пермь прославилась своей новой культурной политикой. Участвуете в этом процессе? Как к нему относитесь?

Андрей: Мы, конечно, участвуем в тех мероприятиях, фестивалях, которые проходят. Но в целом у нас своя история, в которой мы свободны делать то, что нам нравится. Мы живем в своем пространстве, создаем его, притягиваем к нему людей. Люди с нами остаются или уходят. Не знаю, плохо это или хорошо, но мы действуем в разных направлениях, существуем параллельно с этим движением.

– Девушки из «Птицы Тылобурдо» назвали вас хорошими друзьями. Откуда вы друг друга знаете?

Андрей: Это те люди, о которых я уже говорил. В этнической музыке они глубоко, искренне и по-настоящему. С группой «Тылобурдо» я познакомился больше 10 лет назад. Мы выступали на фестивале с одним из предыдущих коллективов. Сразу друг друга выделили, начали общаться. С тех пор и дружим.

Ирина: Я с ними чуть позже в Перми познакомилась. Наш друг-гитарист привез «Тылобурдо» в Пермь с концертом. Девочки поразили меня тем, как они любят свою культуру, как поют.

– И последний вопрос. Как считаете, отечественная этническая музыка когда-нибудь сможет стать такой же популярной, как, например, ирландский фолк?

Андрей: Больше ирландского фолка, наверное, нет. Надо понимать, что это первопроходец. Ирландцы первыми решились сделать свою культуру одним из основных пунктов экспорта. При этом то, что мы знаем, это сильные адаптации. Существует много коллективов, которые известны только узкому кругу ценителей. Потому что они работают в истинной струе ирландского фолка. Это не плохо и не хорошо. Наверное, так и должно быть.

После ирландской были и другие волны этнической музыки - балканская, африканская, шведская, норвежская. Сейчас в мире популярны тувинцы. Сегодня русская музыка уже приближается к этому общему уровню. По-своему она также будет востребована, как и другие. Но ирландская, наверное, останется на недосягаемой высоте, будет такой «гранд-гранд» бабушкой для всей этнической музыки.